Колесо порезано вхлам. Выходить боюсь, да и прохладно. Отрубаюсь в кабине, пока ребята с телефонами меняют запаску. Мы одни на трассе - комендантский час.
А дальше как в тумане, сквозь сон - слепящие фары, и постоянные допросы с документами.
Никогда так много постов не ловили по ночам.
Фонарик в кузов.
- Действующий ополченец? Уволился?
- Уволился.
Как? Как гаишник безошибочно среди всех просчитал Лешку? С одного взгляда.
- Дунь, это ж просто. По глазам воевавшего видно.
Мне не видно. Смотрю на Лешку, Лешку с которым когда-то мы ходили по одному этажу университета. С которым пили в общаге какое-то дешевое пойло с другими студентами нашего факультета. Философского факультета. Можно ли представить?
Левая рука ранена еще в Дебальцево. Пальцы функционируют плохо.
Лешка никогда не сидит, все бегает, как волк - туда и обратно. Присядет, что-то съест, и опять - туда и обратно. Туда и обратно. Поджимая больную руку.
Доброволец.
У Лешки очки и смеется он ужасно смешно. Мы даже пародируем между собой его манеру запрокидывать голову.
Обсуждаем общих друзей, сокурсников. Кто кем стал, у кого как сложилась судьба.
Чувствую себя старой.
- Леш, домой?
- Надо домой. Пора.
Какая-то невыразимая тоска и грусть.
- Ну ведь там не поймут, Леш. Никто не поймет.
- Мы с тобой поймем друг друга.
Journal information