Здесь люди! Не стреляйте!
- Ира, не плачь! Не стреляют, показалось!
На кухне раздача еды. Люди пришли со стеклянными банками на социальную кухню.
Подхожу к женщинам - работницам столовой, протягиваю пачки с гигиеническими прокладками. У второй, подруги Иры, потекли слезы.
- Миленькие, спасибо!
- Да за что... Давно стреляли?
- Да вчера вроде из градов лупили.
- Так перемирие, нет?
Скулы сводит. Вдруг опять будут?
Они же смеются. А потом опять слезы.
- Господи боже, они же знают, что бьют по нам! Что же - у них матерей и детей нет?
Слезы у всех в Первомайске близко. Много не надо. Почти каждый на надрыве и боли. Боли, которую не передать и не донести. В осаду город попал еще 22 июля. С тех пор до 9 декабря жил под постоянным, каждодневным обстрелом. Сейчас перемирие, но жители говорят, что постоянно слышат то залпы, то просто стрельбу. Бывает, что и бомбят. Полгода живут в ужасе, страхе и смерти.
( Collapse )
На кухне раздача еды. Люди пришли со стеклянными банками на социальную кухню.
Подхожу к женщинам - работницам столовой, протягиваю пачки с гигиеническими прокладками. У второй, подруги Иры, потекли слезы.
- Миленькие, спасибо!
- Да за что... Давно стреляли?
- Да вчера вроде из градов лупили.
- Так перемирие, нет?
Скулы сводит. Вдруг опять будут?
Они же смеются. А потом опять слезы.
- Господи боже, они же знают, что бьют по нам! Что же - у них матерей и детей нет?
Слезы у всех в Первомайске близко. Много не надо. Почти каждый на надрыве и боли. Боли, которую не передать и не донести. В осаду город попал еще 22 июля. С тех пор до 9 декабря жил под постоянным, каждодневным обстрелом. Сейчас перемирие, но жители говорят, что постоянно слышат то залпы, то просто стрельбу. Бывает, что и бомбят. Полгода живут в ужасе, страхе и смерти.
( Collapse )
