Мне нравится эта картина.
Ира нарисовала ее для меня.
Рисунок находится в альбоме, среди прочих других, которые она сделала ногами.
Кажется, ее сделал ребенок, но это не так. Ира давно не ребенок.
В диване много ящичков, стоит торшер. Аккуратные шторы перед дверьми. Ковры в горошек. На стенах зеленые веточки. Стоит инвалидное кресло.
Мне нравится рассматривать этот рисунок. Изучать детали.
В картине заполнено все пространство, нет зияющих дыр.
Я представляю Иру.
Иру, которой 52 года, и она последние 14 лет заперта в психоневрологическом интернате на приграничной территории ЛНР, где идет война. Ира не может жить сама, да ей и не с кем. Руки ее не слушаются, да и ходить она не может.
Знаете, она как-то посмотрела на меня и спросила: "ты попадала под обстрел?".
Я смутилась - "нет, Ир, не попадала".
"Это так страшно, нет ничего страшнее для инвалида" - ответила она.
Она мечтает о доме. Она знает, что его у нее больше не будет. Но она его помнит.
Кажется, в этой картине, ее дом. Не знаю такой ли он был, но таким она его видит сейчас. Свой дом.
Она его тщательно обставляет. Горошком и зелеными веточками.
Там много места, и главное оно есть для инвалидного кресла.
Сегодня шла за ребенком в школу, и всю дорогу перед глазами сцена, когда отпевали в церкви отца.
Он лежал в красивом костюме, со скрюченными руками.
Мы завалили его цветами. Он в них утопал. Кажется, мы распотрошили все соседние цветочные магазины.
Я все пыталась вспомнить - был ли у него галстук голубым? Не знаю почему, но я об этом думала, думала. Он должен был быть голубым. Как его глаза.
Хотя нет, они были синими, синее неба.
Последние несколько лет, папа был обездвижен. И самое страшное для него было то, что он не мог писать. Руки перестали его слушаться. Да так, что мне было невыносимо тяжело даже стричь ему ногти, такой сильный спазм. Он громко кричал, когда я разжимала его пальцы, и не могла понять - от боли ли или от испуга, что будет боль.
Ира очень творческий и необычный человек. И это не только потому, что вяжет ногами так, как некоторые не могут руками. Ира пишет стихи, романы. Она живет выдумками и воспоминаниями, а ведь ее окружает кошмар. Она находится в лежачем корпусе, где 80 процентов абсолютно невменяемых пациентов. Они воют, лают, ползают и у них текут слюни. А она живет фантазиями, в которых прорисовывает детали. Где летают лебеди, где у котов зеленые бабочки и листья бывают цветными.
Когда мы последний раз поехали к Ире, я вспомнила отца, как он лежал - такой уже маленький... И читал мне стихи. Свои стихи, стихи друзей, стихи известных поэтов. Он любил стихи. Поэзия была его жизнью.
Я хотела бы рассказать ему про Иру.
Но его уже нет.
Я хотела бы вывалить на него все проблемы. Вывалить, расплакаться сидя рядом. Прорыдаться, пожаловаться на всех.
Но его уже нет.
Бывает так тяжело, так трудно, что хочется просто исчезнуть.
Но у меня есть этот рисунок, и это уже не так плохо.
Journal information